Йен изволил развлекаться. Он редко позволял себе расслабиться, но, когда это уже случалось, отдыхал душой и телом. Вот и сейчас, развалившись в кресле гостиной в одном только домашнем халате и небрежно покачивая босой ногой, вампир со снисходительной улыбкой наблюдал за драмой, разворачивающейся на его глазах. Молодая девушка, едва ли старше восемнадцати, в перепачканном кровью платье, носилась по сыроватому помещению в поисках выхода - кидалась на забитые наглухо окна в тщетной надежде оторвать доски, срывала в кровь ногти, царапая стены, будто это могло помочь ей разобрать свою ненавистную тюрьму по камешку и вырваться на залитые солнцем улицы. Или, быть может, думала, что солнце уничтожит ее палача? Какая обида, бедняжка не знала, что тот лишь поморщится, сузит глаза, словно кошка и отойдет в тень. Сложно описать ощущения, испытываемые вампиром, когда солнечные лучи касаются его кожи. Представьте себе самую страшную жару, пережитую вами в своей жизни, а теперь утройте эту температуру, чтобы понять, что чувствует холоднокровный.. Можно ли убить вампира солнцем? Да, пожалуй, если бы солнце было в состоянии не заходить сутки или больше - тогда обездвиженный вампир постепенно, в мучительной агонии терял бы запас  крови и, в конце концов, умер бы от Жажды. Слишком гипотетически, не так ли?
Но вернемся к палачу и его пленнице. Йен в который раз нарушил презираемый им Договор - бедняжка не заходила на территорию гетто или "автономии", как тактично называли ее сами овцы. Старший Маклин уже давно не стеснялся охотиться в близлежащих деревнях - было что-то особо сладкое в осознании того, что в случае неудачи он расплатится жизнью. И еще более сладкое в том, что он точно знал - неудачи не будет. Слишком быстр, слишком ловок, слишком силен для овец. Он никогда не избавлялся от трупов, чтобы "замести следы" - напротив, подбрасывал обескровленные тела на видные места - в виде предупреждений для зарвавшихся овец. А еще - в качестве приманки для главного врага. Пока нелюди ведут себя тихо, Инквизиция тоже находится в состоянии выжидания. Стоит лишь показать, что загнанная в угол "нечисть" не желает следовать букве закона, Инквизиция проявит себя. А тогда...
Эти сладким мечтам и планам Йен мог предаваться часами, но это уводило его мысли в сторону от разыгрывающегося действа. Девушка уже поняла, в чьи лапы она попала - поняла еще с того момента, когда вампир улыбнулся ей во все клыки и залепил первую затрещину. С виду обманчиво легкую, словно кот лениво отмахнулся лапой, но жертва полетела на пол, разбив в кровь губы. Запах свежей, молодой крови заманчиво щекотал ноздри вампира, удлинившиеся клыки уже начали царапать нижнюю губу, но Йен сдерживал себя - простое, бездумное поглощение пищи уже давно не приносило ему удовольствие, он обожал купаться в страхе жертв. И сейчас, когда девушка, как подкошенная, рухнула на колени и, умываясь слезами и кровью, начала молить о прощении, вампир улыбался довольно и чуточку презрительно. Нет, он не чувствовал себя победителем - разве есть какая-то честь в том, чтобы поставить на колени жалкую, беспомощную овцу? Она обречена уже от своего рождения, пока рядом есть такие волки, как он, а справиться с ней мог бы даже вампир-подросток..
Промелькнула мысль, сцедить у овцы немного крови для братишки (кто знает, вдруг она еще и девственница, говорят, их кровь особенно хороша), но девица учудила - в последней отчаянной попытке спасти свою бессмысленную жизнь, бросилась на врага. Ее ногти даже успели оставить несколько глубоких отметин на щеке Йена, прежде чем он снова с досадой отмахнулся от нее. Только в этот раз чуть сильнее, чем в прошлый - девушка отлетела на добрых два метра, ударилась о стену, сползла по ней и затихла. Когда вампир приблизился к ней, он заметил, что кровь течет даже из ее ушей, а сама она еле дышала, глядя на своего убийцу мутным, мало понимающим взглядом.
- Терпеть не могу дохлятину.. - Досадливо процедил сквозь зубы Йен, рывком приближая к себе бесчувственное тело и, уже без всяких церемоний, вгрызаясь в горло девушки.
Несколько минут - и ее сердце перестало биться, а Йен брезгливо отшвырнул от себя ставший бесполезным кусок мяса.
Теперь оставалось только вернуть овцу в стойло, из которого он ее взял ("Правда, в несколько испорченном виде" - сомнительно скаламбурил про себя Йен). Его бы воля - он поступил бы так с каждым человеком. Собрал бы вместе всех, в чьих жилах не течет эта мерзкая слабая кровь, и прекратил человеческое существование навсегда. "Впрочем, нет, - отдернул см себя Йен, - кого-то же нужно оставить для пастбищ. Целые загоны овец, которые будут лишь жрать, спать и размножаться в отведенное для этого время, чтобы мои братья имели беспрепятственный доступ к пище..."
Когда Йен Маклин покидал свое жилище, перекинув через седло лошади тяжелый куль непонятного предназначения, настроение у него было просто прекрасным.

======> деревня за городом

Гномьи пещеры ======>

Вся деревня пылала. Крошечные, сколоченные грубыми руками крестьян и будто сошедшие с иллюстраций сказок Андерсена, домики вспыхивали с готовностью праздничных фейерверков, заставляя их жителей бежать подальше от угрозы. Бежать нечеловечески быстро, но даже это не могло спасти их от преследователей. Зловещие фигуры в черных плащах обездвиживали вампиров так быстро и незаметно, что этот процесс не мог рассмотреть даже зоркое, усиленное силой крови, зрение. Обездвиживали, кидали на землю и обезглавливали. Некоторые, особо изобретательные, вбивали колы в грудь - не осиновые, что за ерунда. Смысл не в дереве, смысл в убийстве сердца. Холодного, гоняющего кровь чрезвычайно медленно, но все же живого и чувствующего..
Сердце самого Йена сейчас разрывалось от боли. Едва началась неразбериха, родители приказали ему и семилетнему Хоки бежать дальше в горы, где преследователи, возможно, не смогут их настичь. И Йен бежал, карабкался по крутым уступам в горы - сначала лишь подгоняя Хоакина, а затем и взяв его на руки. Им оставалось добежать до небольшой пещеры всего несколько метров, когда Йен споткнулся и, выпустив из рук Хоакина, сорвался вниз. Самому ему удалось уцепитьмя за один из поросших сорной травой выступов, малыш же упал вниз, на землю. Само по себе такое падение не могло причинить вред крепким, даже у ребенка, вампирских костям, но со стороны деревни уже приближались три фигуры в черном. Палачи, даже для того, чтобы разобраться с ребенком, они направлялись не в одиночку!
Йен поспешил было спуститься вниз - пусть это бессмысленно, и он, тридцатилетний подросток вряд ли смог бы противостоять неизвестным карателям, но гораздо более немыслимо было оставлять Хоки одного. Но, спрыгнув на очередной выступ, молодой вампир отшатнулся, словно его накрыло ударной волной. Эта волна высасывала из тела всю силу, лишала тела выносливости, и даже само мышление, казалось, становилось медленнее, мешая быстро соображать. Йен предпринял еще одну попытку спуститься ниже и снова почувствовал это сопротивление - он стал настолько слаб, что едва не сорвался вниз, к палачам. В отчаянии вампир поднялся выше и словно вышел из этой опасной зоны слабости - тело вновь налилось упругой силой и энергией. Кем бы не были эти существа, они были сильнее и опаснее...
В бессильной злобе, чувствуя обжигающе холодные слезы на щеках, Йен наблюдал за тем, как три фигуры в черном калечат его младшего брата. Бьют ногами, плетками с железными хвостами.. Ребенок уже давно перестал кричать и пытаться уворачиваться от ударов, и палачи, презрительно сплюнув, отошли от него, не задержавшись для того, чтобы добить..
Потом пришло осознание, что Конец Света наступил. Не аллегорический, а буквальный - конец того мира, в котором тридцать счастливых лет прожил Йен, жадно впитывая знания и кровь, балуя младшего братишку и востороженно слушая рассказы о Большом Мире. Представители Большого Мира пришли сами и оставили после себя лишь головешки от мира маленького. С трудом Йен помнил, как выл над телом Хоакина, как нес его на руках в деревню, в которую один за одним возвращались те немногие, кто выжил - серые, безжизненные, похожие на призраков..
А затем.. словно невидимая грамофонная пластинка, прокручивавшая эти страшные события, заела под иглой и раз за разом повторяла одно и то же - срывающися вниз с криком маленький Хоакин, черные фигуры, пылающая деревня, и над всем этим звериный, полный тоски и ярости, вой вампира...
Кошмар прекратился так же неожиданно, как и начался - Йен почувствовал на своем лице горячее дыхание и прикосновение чего-то влажного и лишь тогда понял, что страшное ТАМ уже закончилось, а он вернулся в родное ЗДЕСЬ. Возможно, оно не было таким уж безмятежным, но ни он, ни Хоакин уже не были теми беспомощными детьми. А вампиры перестали быть так наивны, чтобы снова позволить Инквизиторам растоптать свои жизни.
Йен благодарно потрепал по холке Дилайлу, так вовремя разбудившую его и посмотрел на часы - кошмар продолжался не дольше семи минут. Наверное, поэтому он так редко спит..

Трактир "Под расшнурованным корсетом" ======>

По дороге домой многие останавливали Йена и с широко раскрытыми глазами спрашивали, слышал ли он о событиях в церкви Святого Патрика, на что вампир многозначительно улыбался и шел дальше. Многие же, увидев его, отвечали такой же широкой улыбкой и сжимали в братских объятьях. По гетто ползли невероятные слухи о сильнейшем маге, поднявшем едва ли не сотню деревьев, которые растоптали сотню овец и снесли несколько домов, но на вопросы об этом Маклин отвечал уклончиво. Тали была козырным тузом в его рукаве, и он не торопился его вытаскивать на свет. Ну, может быть, не тузом, а дамой - скаламбурил про себя вампир, довольно хмыкнув, и спустился в родной подвал. На полу небольшой, но все же ощутимой лужей, блестела вода - Йен чертыхнулся и закрутил кран в ванной. Навреное, у малыша снова случился какой-то пробел в памяти.. Сердиться на него было невозможно. Неизвестно, изводил ли сам Маклин себя этими мыслями все эти десятки лет, однако подсознательно он ощущал, что именно его виной было то, что случилось с Хоки. Спустись он тогда все же с треклятой горы.. А что бы произошло? Два трупа, вместо одного искалеченного ребенка..
Маклин чертыхнулся снова, скинул с себя всю грязную одежду и с удовольствием подставил тело под струи воды. Греть ее не было ни времени, ни желания, но что такое ледяная вода для холодного тела вампира? Водосток охотно впитывал в себя кровь многочисленных сегодняшних жертв, а вместе с ними и крошечные зачатки чувства вины.. А впрочем, было ли оно? Кто-то предпочитает заключать сделки с совестью, Йен же поступил проще - убил подлую тварь, навеки запретив мучать его своими терзаниями. А потому десятки и десятки убитых сегодня людей, паника среди овец нисколько не омрачали его настроения.
Растянувшись на диване в гостиной с целью забыться сном на несколько часов, Маклин поморщился - давала знать о себе рана в легком. Все же и правда хреновый медик из остроухой, лучше бы уж просто вытащила пулю и оставила все как есть - затянулось бы. Затянулось же после крестьянских вил, когда Йен захлебывался кровью в одиночку и некому было ему помочь..
Не ожидая никаких радостных снов, Йен прикрыл глаза.

Сны как всегда были лишены приятности. На этот раз правда было нечто новенькое - в черном плаще Инквизитора над поверженным Йеном стояла Талиция и время от времени прохаживалась по его плечам и груди плеткой.
- Проси прощения, dh'oine! - Вопила она, а ее глаза наливались той же убийственной зеленью, какую Маклин уже видел, когда та творила свою убийственную магию. - Проси прощения, ублюдок, пока я не сделала из твоих тухлых яиц омлет! - Слышать такое о своем мужском достоинстве было обидно, даже обиднее, чем получать удары плеткой. Йен катался по полу, пытаясь уворачиваться от виртуозной эльфийки, но та вновь и вновь опускала плетку на его тело - причем каждый раз почему-то на плечо, больно его царапая.. Наконец царапание стало невыносимым, и Маклин проснулся.
К счастью, никакой эльфийки тут не было, зато на том самом правом плече сидела летучая мышь, в которой Йен вовремя узнал своего брата, прежде чем машинально смахнул животное с плеча. Сложно объяснить, как вампиры различают друг друга в таком обличьи, но не почуять кровного родственника - дело уж совсем немыслимое. Помятуя о травме Хоакина, Йен осторожно пересадил того на подлокотник дивана и сонно потер лицо, успевшее неблагообразно опухнуть даже за жалкие полчаса сна.
- Малыш, какие демоны вселились в твою непоседливую задницу? - Недовольно пробурчал вампир, потянувшись и в очередной раз поморщившись - в груди снова отдалось мерзкое хлюпанье. Скорее бы это дерьмо затянулось, Йен обязан быть в форме - всегда, ежеминутно.

Кто-то высыпается перед ответственным делом, Йен же наоборот предпочитал бодрствовать. А все  потому что со сна он довольно туго соображал, вот и теперь полет брата он проследил равнодушным взглядом, подождал, пока тот обретет нормальный вид и скабрезно улыбнулся, заметив полуодетость Хоакина.
- Ну и как? Секс с Целительницей оправдал твои ожидания? - А о чем еще мог подумать Маклин, когда его брат весь такой возбужденный, не совсем одетый возвращается от женщины. Конечно, было немного жаль, что Вирсавия, похоже, будет отправлена в отставку - крутить с несколькими женщинами одновременно было не в традициях Хоакина. Но его личная жизнь - его дело, лишь бы доволен был.
И только спустя несколько минут мучительнейших процессов в мозгу, до Йена дошло - Хоакин ЛЕТАЛ! Не просто присел покалеченной летучей мышью ему на плечо, а беззастенчиво взлетел к потолку. Первой реакцией была радость - наконец хоть один врачеватель по-настоящему смог помочь малышу! Следующей же эмоцией тут же стало недовольство:
- Хоки, какого дьявола?! - Йен редко повышал голос на брата. Да, он был старшим, да, вопрос лидерства в этой семье не обсуждался, но малыша Маклин уважал - это не поддавалось сомнению. Но сейчас он практически орал. - Мы же договаривались пойти вместе, ты же сам не хотел рисковать! Так невмоготу было?! - В досаде Йен поднялся с дивана, отшвырнул от себя стул и снова поморщился от боли. В голове никак не желал умещаться тот простой факт, что с братом УЖЕ все в порядке, а значит, истерики можно было бы и оставить в стороне. Нет - увы - когда дело касалось малыша, Маклин представлял собой что-то вроде гипер-заботливой наседки.

Не стоило, пожалуй, так набрасываться на Хоакина. Виной всему наверняка был адреналин, все еще хлеставший через край после сегодняшних событий. И все же странно - они отошли на задний план, полностью закрывшись проблемой брата. Да, похоже, что проблемы уже и не существовало, но на Йена напал странный приступ занудства.
- Не-ребенок способен принимать логичные решения, а не менять их по пять раз на дню. - Огрызнулся Йен на слова брата. Можно было бы просто согласиться, замять эту тему и порадоваться за то, что Хоки теперь здоров, но малыш, на свою голову, решил ее развить. - Хоакин, я не держу тебя за сопливую недоросль. - Буквально по слогам отчеканил Маклин. Он крайне редко называл брата полным именем - только в официальной обстановке или как сейчас - когда хоть немного, исподволь, но все же злился. - Я всего лишь не хочу потерять то последнее дорогое мне существо, что осталось у меня на этой Земле. Да, я знаю, что ты не трус и не сопляк, я знаю, что ты можешь за себя постоять, но.. - Йен осекся. Как можно объяснить эти чувства? Как может объяснить мать, почему ей страшно выпускать ребенка из собственной утробы? Возможно, сравнение было не очень удачным, но Йен так привык оберегать Хоки от всех неприятностей и невзгод, что одна мысль "отпустить его в мир", позволить быть абсолютно самостоятельным и принимать собственные решение, приводила его в ужас.
Что-то странное творилось с Хоакином. Да, разумеется, нельзя прожить бок о бок почти сотню лет в полном мире и согласии и все же таким ощетинившимся брата Йен не помнил еще никогда.
- Хоки, возможно, когда-нибудь я смогу быть уверенным, что с тобой ничего не случится, что ты не натворишь бед и не найдешь неприятностей себе на задницу, но сейчас.. - Маклин приблизился к брату и сжал его голову в своих ладонях. - Сейчас я отвечаю за твою жизнь.

А если и случится, то никто от этого не застрахован - даже ты! - эти слова многократным эхом отдавались в ушах Йена, а он продолжал хранить молчание. Объяснить это было еще сложнее. Объяснить, что на собственную жизнь ты уже давно махнул рукой, а жить продолжаешь просто потому, что боишься, что некому будет поднять упавшее знамя. Да, наверное, лучшей кандидатурой на эту роль смог бы стать родной брат, но тогда с самого детства его надо было приучать к той жестокости, какой обладал сейчас сам Йен. Выжигать из него каленым железом ту легкость и даже, пожалуй, жизнерадостность, которой сам Йен был лишен. А делать это не поднималась рука - все равно, что лишить ребенка детства. У Йена оно было, детство Хоакина обернулось кошмаром - наверное, поэтому старший Маклин все еще пытался компенсировать для брата ту беззаботность и тот комфорт, которой он был лишен..
Неприятным сюрпризом стало то, что малыш уже знал о событиях в церкви Святого Патрика. Впрочем, было бы  верхом наивности надеяться, что до него слухи не дойдут. Но сейчас приходилось оправдываться, а этого Йен не любил:
- Я не рассказывал тебе ничего о предстоящей операции, потому что знал, что ты захочешь принять участие. - Тихо, неприятным глухим голосом заговорил Йен. - Да, тебе есть за что бороться и есть за что мстить. Да, ты такой же равноправный член группы реформаторов, как и все.. - Выдержка все же оставила Маклина, и он сорвался на крик. - Но когда вокруг будет хаос, резня, крики, кровь и запах скотобойни - понравится тебе это?! Когда нужно будет рвать глотки всем, даже милым девочкам с бантиками в косичках?! Когда придется превратиться в зверя не частично, а полностью, потому что только так можно выжить - что с тобой будет?! - Лицо Йена сейчас было открытой книгой, каждая эмоция - тревога, злость, отчаяние и глухая тоска читались в том, как нервно подрагивало веко, как билась на виске синяя жилка, как опускались вниз углы тонких губ.. Наступил тот самый разговор, которого Маклин всегда ждал с таком ужасом.

Казалось, пройдут какие-то мгновения, и кто-то из братьев сорвется. Перейдет с крика на действие, распустит руки, как это часто бывает у мужчин, у которых животное начало превалирует даже у людей, что уж говорить про такую темпераментную расу, как вампиры..
Йен смог сдержаться первым. Потушил ярость во взгляде, замолчал - надолго, словно давая возможность вскипевшей лаве внутри остыть, улечься снова тихой гладью на дно. Когда он снова заговорил, его голос звучал спокойно и рассудительно - он не давил, не приказывал, он пытался лишь приводить аргументы, которые брат сочтет достаточно весомыми.
- Да, Хоки, нельзя провести революцию без того, чтобы не измазаться по уши - в дерьме и в крови. Но не всегда это удел каждого революционера. Не всегда каждый из них солдат. Я верю, что ты силен, я знаю, что ты готов отдать жизнь и за меня, и за Восстание, но, Дьявол меня побери, к этому не готов я. Да и чего ты этим добьешься? Лишишь меня последних крох разума, чтобы я, как берсеркер, начал крушить всех подряд, не разбирая, где овца, а где брат? - Чувствуя, что снова готов сорваться на крик, Маклин помолчал немного и продолжил. - Ты и есть мой верный соратник и последователь, брат. Но кто-то рожден для грубой работы, кто-то - для более тонкой. - Йен наблюдал за тем, как странно ведет себя Хоакин, и начинал тревожиться все больше - что это, последствия выплеска эмоций или что-то еще, что Маклин проглядел, пропустил? - Малыш, давай искать компромисс. Я боюсь, что если пустить тебя на бойню, да - из тебя выйдет отличный боец. Да, ты привыкнешь к мясу и крови. Но ты перестанешь быть собой, станешь слишком похожим на меня. Сломаешься, как однажды сломался я. - Никогда прежде Йен не произносил таких слов про себя, но сейчас они были необходимы. Сейчас он бы вывернул себя наизнанку, лишь бы доказать Хоакину, что не нужно становиться похожим на него.
Как-то странно прозвучали слова о двух днях усиленной тренировки, они насторожили Йена, и тот уже собирался спросить об этом, когда случилась очередная неприятность - с мерзким хлюпающим звуком что-то заклекотало в груди, и Йен отхаркнул на пол вязкий сгусток крови. Чувствуя слабость, Маклин щербато улыбнулся и очень тихо закончил:
- Не превращайся в меня, малыш, это дерьмово..

Нет, все же с терпением сегодня не складывалось никак. Хоакин, похоже, решил добиться своего во что бы то ни стало, и методично пилил Йена, настаивая на своем. Возможно, в нормальном состоянии Маклин мог бы продолжать этот спор так же бесконечно, возможно, придумал бы что-то, что успокоило и утешило Хоки на какое-то время - как бывало всегда. Но сейчас, когда вампир физически ощущал, как гниет его нутро, когда его мутило и едва ли не шатапо, хотелось только, чтобы это сотрясание воздуха поскорее закончилось, а Хоакин исчез ко всем чертям и не мозолил ему глаза.
Быстрое передвижение за спину Йена, очевидно, призвано было показать тому, что Хоки силен и быстр, как и он сам. Но Маклин и без того знал это. Более того - Природа щедрее наградила Хоакина гибкостью, а значит и ловкостью - в этом он превосходил своего брата.
Разговор пора было прекращать. Уже направляясь в сторону своей комнаты, Йен насмешливо протянул:
- Когда я сдохну, можешь принести своей Целительнице мой труп - только в таком виде я пойду к ведьме. А уж она как обрадуется... - Это звучало жестоко, но вампир не думал об этом. И за мгновения до того, как хлопнула дверь в его комнату, коротко бросил. - Приведи мне нового реформатора. Найди вампира, который занял этот долбаный во все дыры нейтралитет, убеди его, приведи ко мне - и тогда мы поговорим о том, какую пользу ты можешь принести Восстанию. Разговор окончен.

Трактир "Под расшнурованным корсетом" ======>

В жилище Маклинов было.. нехорошо. Нет, конечно, этот сырой подвал никогда не блистал стерильной чистотой и не искрился уютом, но теперь центральное его помещение представляло собой истиный хаос. Посередине, привлекая внимание, как гвоздь в заднице, горой рухляди лежал распотрошенный диван. На полу тут и там валялись стулья - все разномастные, что явно говорило о том, как мало значит для хозяев слово "гарнитур". Повсюду виднелись мелкие нехорошие лужицы крови - Йен не утруждал себя тем, чтобы испорожнять содержимое своего пробитого легкого в уборной. После его возвращения ко всему это прибавилась еще и испачканная кровью одежда, а сам Маклин в одном исподнем, сидел на полу и пытался перевязывать рану, помогая себе зубами и утробным рычанием. Укусы оборотней для людей опасны обращением, для вампиров же - лишь долгим заживлением. "Так я скоро стану похож на решето" - подумалось Йену и, потянувшись к бутылке скотча, он щедро плеснул им сначала на рану, а затем и в свою глотку. Двойная дезинфекция, так сказать.

К тому времени, как странная парочка подошла к дверям жилища Маклинов, Йен как раз успел влить в себя достаточно скотча, чтобы безболезненно сносить антисептическую процедуру, а потому когда Хоакин с живым грузом на плече ввалился в подвал, уже скорее машинально ворчал и порыкивал себе под нос, все туже и туже затягивая полосу ткани на раненной руке.
- Кого ты принес? – Невнятно, все из-за той же процедуры, спросил вампир, завершая наконец перевязку и подымаясь с пола. Рука болела немного меньше, голова гудела от выпитого немного больше, а потому настроение стало немного лучше. Маклин даже не вспоминал о том, что расстались братья не на самой дружественной ноте, а потому сиял, как начищенный пенс. – Пожрать? Очень вовремя – я измотан, как лошадь после скачек.. – Слова сопровождались характерными почесываниями – сначала груди, потом живота, а потом уже и содержимого трусов.
И только подойдя ближе и приподняв девушке волосы, закрывающие лицо, Йен узнал старую знакомую. Не то, чтобы старую, конечно, но определенно знакомую – Тали, милая крошка Тали, ковырявшаяся в его спине так усердно, что он едва не задушил ее! Маклин тихо хохотнул и умолк. Хотелось сказать что-то язвительное или ехидное, но вместо этого Йен рухнул на остатки дивана и зашелся в диком, неудержимом хохоте, который точно не собирался прекращаться ближайшую вечность.