Калеб влетел в большой кабинет Корбетта на втором этаже и замер среди этого захламленного антикварной рухлядью помещения, как некое воплощение ангела мщения. Здесь собралась вся святая троица. Сам виконт Корбетт и лорды Бенетт и Воган. Привилегированная каста инквизиции. Старшие братья. Подхалимы самого Лорда Чарлза. Престарелые жополизы. Ублюдки, запретившие ему, герцогу, чтобимпровалиться, Дрэйку охотиться.
Весь путь от главного фойе до этой комнаты Калеб проделал за считанные минуты, и за это короткое время каждый встречный, будь то инквизитор, как и он, или охотник-оруженосец приветствовал его и… выражал сожаление. Только шестой по счету коллега соизволил закончить предложение и назвать причину сожаления. Вот уже несколько дней всем в клубе было известно, что этому самонадеянному герцогу Дрэйку запретили охоту. ЗАПРЕТИЛИ! ОХОТУ!
Теперь Калеб сверлил злобным взглядом эту святую троицу. Всемогущие старики, вздумавшие поставить на место молодого выскочку, выглядели просто жалко. Седеющие, местами лысеющие, эти дряхлые остовы некогда великих фамилий заметно побледнели и даже скукожились под тяжелым взглядом герцога. Он вдруг понял, что не хочет быть как они. Не хочет мирно доживать свой век, прикрываясь подвигами своих молодых протеже. Не хочет стареть. Не хочет с каждым днем ощущать, как сила молодости уходит из его тела. Именно сейчас, стоя перед своим вероятным будущим, Калеб понял, что хочет умереть молодым. Эта неожиданная мысль так ошарашила герцога Дрэйка, что он не заметил, как перестал злиться. Еще несколько минут назад он хотел одного, распотрошить этих тощих засранцев и украсить их потрохами фасад клуба, а теперь думал только, как бы заставить их передумать и отменить свой запрет.
Старики созерцали свирепого зверя в дорогом костюме и, судя по всему, были обескуражены его молчанием. Корбетт первым решился нарушить тишину. Он выступил вперед и, стараясь не спровоцировать взрыв, тихо пролепетал:
– Калеб, мы как раз собирались…
Но ему было не суждено стать великим дипломатом. Собирались они, видите ли? Калеб сморгнул, отгоняя мысли о ранней смерти, и так ослепительно улыбнулся, что Корбетт поперхнулся словами и выпучил свои бесцветные глаза.
– Джентльмены! – жизнерадостно выпалил Калеб, – Вы представить не можете, как я рад вас видеть!
– Серьезно? – недоверчиво подал голос Воган. Он единственный из всей этой троицы нравился Калебу как человек. При всем своем фамильном аристократизме Воган не скрывал свои пороки. Азартный игрок, неверный муж, любитель опиума. Он был интересным. В отличие от Бенетта, который на старости лет оставался холостяком, любителем зеленого чая и тухлых произведений искусства, вел унылую жизнь, нет, унылое существование.
Калеб зафиксировал улыбку на лице и стал методично мерить шагами дорогой персидский ковер. В его голове родился проникновенный монолог, которым ему не терпелось поделиться с классом.
– Я сегодня проснулся в чудном настроении. Знаете, как это бывает? Просыпаешься и понимаешь, что жизнь прекрасна! – Калеб дополнял свои слова красноречивыми жестами и приправлял живой мимикой. – Завтрак был восхитителен! Не эта слизь, что вы называете овсянкой, и не эта тухлая гадость под названием омлет. Нет! Мой завтрак несколько более прост в приготовлении. Кофе, сок, сыр и фрукты. Здоровый завтрак, который моментально усваивается под свежую газету или интересную книжку. У кого как.
Воган и Бенетт растерянно переглянулись. Корбетт усиленно моргал, словно пытался прогнать эту галлюцинацию. Вид герцога Дрэйка умиротсоренно рассуждающего на тему собственного завтрака не вязался с его представлениями о реальности. Калеб между тем не собирался останавливаться.
– А потом я решил прогуляться верхом. Ненавижу эти кареты и фаэтоны. Такой снобизм! И целый час по дороге сюда я был счастлив. Прекрасный день, прекрасный завтрак, прекрасная прогулка и все это было прекрасным благодаря предвкушению предстоящей охоты, – Калеб остановился и смерил слушателей внимательным взглядом, – Вы еще помните, что это такое?
Публика сокрушенно молчала. Они не помнили, когда в последний раз брали в руки что-то опасней ручки, что уж тут говорить об оружии.
– Так я и думал, – кивнул Калеб и продолжил свою речь. Настало время традиционной ложки дегтя в этой затянувшейся бочке меда, – Какого же было мое изумление, когда мне сообщили, что охота запрещена. И что самое удивительное – именно МОЯ охота. Это несколько странно, особенно если учесть, что видимых причин для этого я не знаю. Вот уже несколько лет я исправно перевыполняю норму по пойманным нелюдям. Все мои операции успешны, а потери… Что ж! Как же без потерь? И как справедливо заметил господин виконт буквально на днях, охотники – наши подчиненные и всего лишь "пушечное мясо".
Корбетт с преувеличенным вниманием изучал собственные ботинки. Кончики его ушей таинственно алели в полумраке кабинета. Он не говорил коллегам о своем разговоре с Дрэйком и тем более не хотел, чтобы они узнали, что он его предостерегал.
– Так объясните мне, будьте так любезны, причины этого унизительного запрета? Потому что, если честно, они выше моего понимания.
Калеб остановился аккурат в центре помещения и, не переставая улыбаться, изучал бледные лица старших коллег. Теперь он действительно ждал ответа, и намеренно изобразил нетерпение симуляцией нервного тика. Маленькая деталь возымела нужное действие. Троица переглянулась, хором сглотнула и собралась с мыслями. Воган открыл пасть, захлопнул и снова открыл.
– Калеб, ты не знаешь, как сложно отчитываться перед начальством за неудачи в крупных операциях, – осторожно начал он, – Последняя твоя охота была такой операцией. Ты упустил редкого оборотня. Этот лев задрал несколько граждан. Лорд Чарлз был в бешенстве. Он буквально заставил нас наказать сорвавшего операцию охотника. А это ведь был… ты.
Калеб внимательно наблюдал за лицами остальных. Бенетт кивал на каждое слово, а Корбетт краснел все сильнее. Этого было достаточно, чтобы понять, что Воган лжет.
– Когда это рядовая охота стала крупной операцией? – вдруг спросил герцог. Он поймал секундное выражение паники на лице виконта. Интересно, они хоть понимают, что их рожи красноречивее слов? Калеб снова улыбнулся. Из всего, что он видел, слышал и попросту знал герцог заключил, что три поросенка решили не просто поставить на место страшного серого волка, а под корень извести зверюгу. Его единственная провальная охота приобрела статус крупной, именно после провала. Как еще нагадить охотнику, если не пожаловаться на него боссу? А босс не любит неудачников. Что да, то да! Калеб весело хмыкнул. Дяденьки, вам же далеко за полтинник, а ведете себя как дети малые! Жалуетесь старшим, стучите, да капризничаете. Это действительно смешно. Неужто и его это ждет в старости? Еще одна причина сдохнуть до первых седин.
– Ладненько! – пропел Калеб. Он оглянулся в поисках стула, умостил свой зад в жуткое кресло с резной спинкой, аккуратно уложил ноги на мелкий столик. Корбетт при этом чуть не поперхнулся. Кусок дерева видать не малых денег стоил. Герцог поерзал, устраиваясь поудобнее, и не переставая улыбаться, раскрыл свою говорливую пасть.
– Знаете, что меня удивляет. Вы так активно были заняты низвержением великого меня, что не прикрыли свои тощие тылы. Мои ищейки уже несколько лет старательно собирали на вас компромат. Я вообще-то не такая сволочь, как меня малюют, но и не пушистый зайка и вторую щеку подставлять не намерен. Так что имейте в виду… сегодня я иду на охоту, – Калеб смерил каждого тяжелым взглядом. – Что там со мной случится, я не знаю, но в любом случае, не я так кто другой доставит лорду Чарлзу три пухлых конвертика. И поверьте, ему будет, что почитать на ночь.
Тишина воцарившаяся в кабинете после его слов была не просто мертвой. Калеб мог отчетливо слышать тиканье нагрудных часов Вогана. Прошло какое-то время, герцог переводил взгляд с одного на другого, но ни ответа ни привета. Они даже дышать болись. Герцог встал с кресла, поправил одежку.
– Ну я это… пойду, ладно? – он ткнул пальцем в сторону двери, будто спрашивая разрешения, которое ему было по сути не нужно, и вышел. Закрыл за собой дверь и на мгновение замер прислушиваясь. Гомон поднялся просто невероятный. Он удовлетворенно хмыкнул. Даже если они решат, что он блефовал, рисковать не станут. Да и не блефовал он к тому же.
Герцог вприпрыжку спустился по лестнице и, ослепляя изумленную общественность лучезарной улыбкой, направился в подвал, в оружейку. Пора принарядиться!