Жилье Маклинов ======>

Сегодня благостные для вампира сумерки не только не успокаивали Йена - они его бесили. Его бесили серые улицы и угрюмые домишки, его бесили встречные прохожие и цокающие по булыжной мостовой копыта. Кажется, его бесил даже сам воздух, который, вопреки обыкновению, не проникал в легкие, а будто прорывал. То ли давала о себе знать старая травма, то ли и правда весь мир был сегодня настроен против Йена Маклина.
Этим и объяснялось то, в каком препаршивом настроении он появился в баре брата. Столкнулся в дверях с овцой, которая, он знал это, работала на Хоакина, но даже не удостоил его кивком - что  ему раб, плесень. Лишь опустившись за стойку напротив брата, Йен выдавил из себя подобие улыбки и приветственно дотронулся до плеча Хоакина:
- Привет, малыш. Как у тебя с наплывом клиентов? Сейчас в город начнет подтягиваться много наших братьев, так что жди старых друзей..
Йен редко посвящал Хоки в свои революционные дела - не потому что не доверял ему, конечно, нет. Просто в памяти старшего Маклина младший брат все еще оставался тем искалеченным ребенком, истерзанным зверьми, гордо именующими себя людьми, оставленным подыхать от множества ран. Йен хорошо помнил, как выл над телом брата, моля у всех богов, в существование которых не верил, чтобы они дали ему выжить. Очевидно, кто-то все же услышал его, но именно с тех пор Йен трясся над Хоакином, стараясь держать его на дистанции от любой опасности. И точно знал, что, нагрянь к ним в дом Инквизиция, он будет рвать глотки до последнего своего вздоха, но не позволит этим тварям приблизиться к его "малышу".

На Йена удивительно действовало это место. Почему-то именно таким образом ему рисовалось будущее (пусть даже он не верил, что доживет до него) - такой же бар, где подают кровь на любой вкус, его братишка за стойкой, занимающийся любимым делом, но только находиться это все будет не в паршивом гетто на окраине снобистского Лондона, а в родной Шотландии, где даже воздух придает сил и никогда не давит на тебя. Кто бы не создал все сущее на Земле - Бог ли, Дьявол или сама Природа, у них определенно был особый замысел на каждого из них. Такие, как Хоакин, должны заниматься смешиванием "вин" и кружить головы женщинам. Такие, как Йен - рвать глотки за свободу. Это не ставило одного выше другого, просто каждому отведено его место..
Йен то и дело сбивался на какие-то странные фаталистские мысли, от чего едва не прослушал реплику брата. Но расслышав про "остроухих выскочек", ощерился в кривой ухмылке и отозвлся:
- Эх, братишка, нам бы хотя бы десяток таких остроухих выскочек.. Равно как и магов. Но почему-то они предпочитают оставаться в стороне.. - Вампир скривился, вспоминая ночные события и недобрые вести, но тут же переключил внимание всецело на брата. - Говори. Только налей мне просто скотча, - попросил Йен, покосившись на коктейль в его руках. Он не был голоден, но хотел ощутить в голове спасительный дурман алкоголя, пусть на вампиров он и действует куда как медленнее.

Философские мысли никак не желали покидать голову Йена, а потому теперь, вертя в руках стакан с шотландским виски, он раздумывал о разнице между обращенными вампирами и рожденными. Правда ли, что в первых всегда остается что-то человеческое, тогда как вторые полностью являются отдельной расой? И если так, то откуда в нем, например, это совершенно человечье пристрастие к алкоголю и сигаретам? Откуда это непременное желание вернуться в родные горы, которые являлись родиной для его человеческих предков, но для него ли?..
Виски окутал мозг томной поволокой раньше, чем этого стоило бы ожидать - пожалуй, виной тому было все то же треклятое отстутствие сна. Поэтому Йен снова тряхнул головой, отчего светлые свалявшиеся пряди упали на глаза и внимательно выслушал брата.
- Целитель? Их осталось не так много, маги сейчас предпочитают дешевые фокусы на потеху публики или втайне обучаться боевой магии.. Так что считай, что тебе повезло. - Йен замолчал, как всегда в минуты задумчивости водя пальцами по выглядывающей из-под рубашки татуировке. Небольшой презент, оставшийся после посещения Гонконга еще в далекие, юношеские годы - странная вязь, при попытке разобрать которую начинала кружиться голова, до того хаотичен и гипнотичен был рисунок. - Сейчас глупо доверять вообще кому бы то ни было, кроме братьев. - Огрызнулся Йен, но, разумеется, не на Хоки, скорее на ситуацию в целом. - Но если она действительно сможет тебе помочь, я готов стоять с ножем у ее горла, пока она будет ковыряться в тебе. - Последние слова прозвучали как-то неказисто, и вампир поморщился. - Когда ты намерен нанести этой даме визит?

Наконец визит начал оправдывать себя - Йен начал расслабляться. Развалившись на табурете и закинув ноги на стойку, он подкурил первую сигарету. На мгновение в голове возникла картина - перепуганная старая мэтресса с трясущимися руками и ножом у горла пытается "починить" братишку. Это было бы даже забавно, если бы не было так опасно.
- Что ты, малыш, я буду сама любезность. Просто сделаю так, чтобы она не забывала о моем присутствии и не слишком расслаблялась. - Ухмыльнулся вампир, умильно наблюдая за тем, как Хоакин поглощает свой коктейль. Сам Йен был довольно равнодушен к этим смесям - хотя кровь и являлась жизненной необходимость для вампира, удовольствие ему приносил не ее вкус, а процесс. Когда жертва в твоих руках захлебывается ужасом и собственной кровью из разорванного горла, когда в висках бешено стучит пульс - и уже не разобрать, твой он или человека, жизнь которого ты выпиваешь. Когда измазываясь в крови по уши, ты чувствуешь насыщенным не только свое тело, но и инстинкт хищника. Инстинкт лидера, который обязует всегда, ежеминутно доказывать твое право на доминирование.. - Если она Целитель, вряд ли она станет на нашу сторону - знаешь, они всегда помешаны на жизни каждой овцы и не делают различия между людьми и нелюдью. Но поговорить с ней, безусловно, надо.
Мысли Йена тоже были уже далеки от бара, так же как и от предстоящего похода к Целителю. Будучи по природе циником и даже, пожалуй, пессимистом он, в отличие от брата,  не ждал чуда, скорее готовился к очередному разочарованию. Но и не об этом он думал - несмотря на царящий в баре аромат всех сортов крови, вампир то и дело чувствовал словно прилетающий из неоткуда запах свежих яблок.. Поэтому на вопрос брата он ответил честно и не раздумывая:
- Мне кажется, я схожу с ума. - А затем просто рассказал все, произошедшее с ним со вчерашнего дня - странное знакомство в парке, настойчивость девушки, желавшей во что бы то ни стало воссоединиться с вампирами, и еще более странное окончание сегодняшнего дня, когда своим теплом она неожиданно раздула в Йене крохотный уголек, который он давно уже считал мертвой золой. - Понимаешь... - сбивчиво закончил вампир, - самое страшное - это то, как она смотрит на меня. Не как на чудовище, не как на урода, не как на животное.. Я не могу убить ее. Пытался сегодня и не смог. - Говорить такое было бы мучительно стыдно - кому угодно, но не Хоакину. - Она будет приходить снова, и я.. я боюсь этого. Я боюсь стать слабым. - Йену вполне хватало одной слабости, о которой он прекрасно знал. Эта слабость сидела напротив него, и старший Маклин прекрасно знай - если Инквизиторам удастся взять братишку в заложники, Йен выдаст и продаст всех, похоронит идею Свободы. Это и было его слабостью, но две - не слишком ли много? - Как ты думаешь, может, если обратить ее, она отстанет? - Без особой надежды спросил Йен. А где-то на дне копошилось нечто и вовсе мерзкое - похоже, он не хотел, чтобы она отставала.

Глядя на реакцию брата, Йен уныло ухмыльнулся.
- Вот. Ты пребываешь в шоке, поверь мне - у меня этот шок намного больше. Кроме того, что я нисколько не ожидал от себя такого, я еще и очень разочарован тем, что я теперь зациклен на этой мысли. Дьявол побери, - Маклин, ожесточенно оскалившись, ударил кулаком по стойке, - у меня есть миллион и один повод поразмышлять и столько же дел, которыми нужно заняться, а мои мысли сбиваются на эту девчонку, словно я сопляк, впервые в жизни ощутивший эрекцию. - Затушив истлевшую до фильтра сигарету об ладонь, Йен продолжил. - Я думаю о том, что обратив ее, я лишь усугублю ситуацию. Ты знаешь, я никогда не завожу отношений, даже кратковременных, с женщинами-вампирами - не потому, что нахожу их непривлекательными - о, нет созданий прекрасней их. Я не хочу привязаться. Не хочу отвечать за жизнь другого существа и дорожить ею - это слишком большой груз. С таким грузом за плечами тяжело нести революционное знамя. И, если она станет одной из нас, не разовью ли я эту слабость в себе еще больше?
Когда Хоакин заговорил о родителях, настала очередь Йена надолго замолчать. Странно - столько лет прошло, а эти воспоминания все еще были болезненны, словно свежие раны. Мать - высокая, статная, черноволосая - Хоакин очень похож на нее, у него ее дикая красота, какая бывает только у людей, рожденных среди первозданной природы. Отец - хмурый, неулыбчивый, коренастый - он напоминал медведя, но его руки наливались лаской и нежностью, когда он прикасался к жене. Такими запомнил их Йен - такими не мог помнить их Хоакин.
- Да, малыш, - тихо, с затаенной болью, отозвался Йен, - они любили друг друга. И на это способны не только те из нас, кто успел побывать человеком. Но беда в том, что мы не можем позволить себе это сейчас - устраивать семьи, заводить детей.. Не можем позволить себе эту слабость.. - Повисла еще одна продолжительная пауза, после которой Йен притянул голову брата к своей, прижавшись своим лбом к его, и одними губами прошептал тоном, лишенным каких-либо эмоций. - Убей ее. Прошу тебя. Ради меня.

То был странный разговор. Разговор, наполненный множеством пауз и недомолвок, но все же складывалось ощущение, что между братьями было сказано абсолютно все. Не было мысли одного, не услышанной вторым. Так бывает, когда существо, даже до безумия непохожее на тебя, является для тебя самым родным на свете. Тем, что ты ставишь выше своей жизни.
Йен накрыл ладонь брата своей и слабо улыбнулся, почувствовав теплую волну от Хоакина - малыш пытался сделать все, что в его силах, чтобы помочь брату, не думая о том, что не страх сейчас руководит Йеном. Отнюдь не он - только грубая, примитивная логика и бездушное взвешивание на весах важности и неважности.
После этой улыбки лицо Йена окаменело, он говорил бездушно и безэмоционально, словно камень вдруг решил разверзнуть уста, чтобы поведать что-то малозанимательное проходящему мимо путнику.
- Ты хочешь знать мои приоритеты, Хоки? Вот так, - он поднял руку достаточно высоко от стойки, - стоишь ты, потом, - он немного опустил руку ниже и продолжил, - Свобода и восстание, а здесь, - рука опустилась совсем низко к стойке, - я и мои интересы. Поэтому нет, даже если есть шанс, что и я, и Адриана счастливо переживем революцию, сможем создать семью и жить так, как когда-то жили саободные вампиры, я не готов сыграть с Судьбой в рулетку. Поддаться искушению сейчас - значит, поставить на кон дело всей моей жизни. - И совсем уже тихо, будто только для себя, добавил. - Да и разве не будет это милосерднее по отношению к ней самой, чем связать жизнь с чудовищем?
С самого момента появления в баре Йен выглядел подавленным - это, очевидно, и дало возможность Хоакину заметить, что с братом что-то не в порядке. Сейчас же, прямо на глазах, со старшим Маклином происходила очередная метаморфоза - плечи выпрямились, блеск глаз стал стальным, а возле губ залегла жестокая, презрительная складка.
- Убей ее, малыш, не стоит жалеть овец.

Когда Хоакин ушел, Йен почувствовал себя не просто чудовищем - он чувствовал себя последней сволочью. Не только и не столько потому, что только что фактически подписал смертный приговор для девушки, которая тянулась к нему так наивно и искренне. Скорее потому что заставлял брата сделать то, что тому совершать не хотелось..
Йен никогда не одобрял этой едва ли не милосердности в Хоакине, несовместимой, по его мнению, с натурой хищника. Не одобрял, но смотрел сквозь пальцы - как и на все поступки младшего брата. Кажется, даже вздумай Хоки объявить себя "вегетарианцем" и перейти исключительно на кровь животных, Йен и тогда не сказал бы ему ни слова. А потому просить, да что там - требовать, сейчас от Хоакина умышленного смертоубийства, и не с целью пропитания, а для того, чтобы избавить его, Йена, от терзаний, было эгоизмом. Сволочным эгоизмом, и внутри Йен ругал себя за это последними словами.
Но при этом он отлично осознавал и другое - любой из его приближенных с радостью бы согласился разорвать Адриане горло, напиться ее крови и доставить этим удовольствие лидеру. И любого из них Йен убил бы за такой поступок..
Вот такой порочный круг, который стискивал сейчас голову и сердце Йена стальным обручем. Хотелось уложить руки на стойку бара, уронить на них голову и предаться постыдной слабости. Хотелось позволить лицу расслабиться и выразить двойную боль, разрывавшую сейчас холодное вампирское сердце. Вместо этого Йен все с тем же каменным выражением лица допил свой скотч и покинул бар, преследуемый двумя видениями. В первом хрупкая, обнаженная Адриана протягивала к нему руки в зовущем, открытом жесте. Во втором он видел скупую, почти жалкую улыбку Хоакина, которого Йен бессердечно ломал.

========> Жилье Маклинов

Улицы Лондона ====> Старый дом на окраине гетто ===>

Похоже, Йен со своими спасителями появился как раз вовремя. Не очень, конечно, хотелось тащить Тали с собой, но отказать ей в просьбе после того, что она для него сделала, он просто не мог. Конечно, от сердечного расположения и вящей благодарности в генштаб тащить ее он все равно не стал, но расчет себя оправдал - вампиры и правда собрались на небольшой площади перед любимым баром, а на веранде бара вещал Томас. Маклина передернуло - подлая крыса, змея, пригретая на его груди, жалкая пародия на него самого..
- .. Путь, по которому вас вел Йен, гибелен! Маклин был одержим идеей Революции, но даже не понимал, с какой силой собирается сражаться! А теперь еще и какие-то Миротворцы... Братья, если мы не хотим погибнуть, мы должны уходить с Острова. Новый Свет, Австралия - там много места для таких, как мы, здесь же мы все обречены!..
Нет, и как оратор, и как лидер, он явно проигрывал Йену - вампиры слушали его, но особым энтузиазмом их лица не светились, и криков одобрения слышно не было. Кто-то кивал, но не было у Томаса того воздействия и того авторитета,что был у Маклина.
Оставив своих спутников позади, Йен начал понемногу проталкиваться через толпу вперед. Поначалу на него не обращали внимания, но наконец многие стали узнавать его и по площади начали раздаваться удивленные возгласы. Постепенно толпа распределилась по краям площади, оставив двоих "лидеров" друг напротив друга. Томас - на возвышении, бледный, с изумлением и ужасом на лице, и Йен - глядящий на него снизу вверх на расстоянии пары метров и улыбающийся. Ох как скверно улыбающийся..
- Ты.. но как..
- Разве я не говорил, что я Мессия, Томас? Вот я и воскрес! - Маклин зло расхохотался своей незамысловатой шутке и достал бич. - Не огорчайся, Томми, одна казнь откладывается, но вместо нее состоится другая.. - Увидев, что Томас дернулся, собираясь бежать, Маклин быстро метнул один из ножей, попав точно в ботинок вампира и пригвоздив того к месту. - Привяжите его к столбу. - Негромко обронил он все еще ошеломленным вампирам. - Я СКАЗАЛ, ПРИВЯЖИТЕ ПАДАЛЬ К СТОЛБУ!!

Улицы Лондона ====>

Я узнала, где он живет! Ха! Пожалуй, ради этого действительно стояло пойти на все эти жертвы. Теперь же мы добрались до какого-то места(кажется, это был бар), на площади которого было что-то вроде собрания вампиров. Это и есть реформаторы? Я выбралась из кареты вслед за Маклином, жадно ловя взглядом все, что я видела, пытаясь запомнить лица, и.. завидуя. Мне бы такую армию в распоряжение! Maledizione. Разве такие потерпят, чтобы ими командовала баба? Я поморщилась, пробираясь сквозь толпу, чтоб рассмотреть, как vampirо расправится с предателем, поближе – надеюсь, он меня не разочарует.
Как, должно быть, странно я выглядела среди них – я заметила, что была здесь единственной женщиной. Впрочем, это ничуть не мешало мне толкаться, подбираясь поближе к «сцене». Как удивлены они были, увидев своего лидера живым! И как были ему рады, как счастливы. Я снова ощутила легкий укол зависти, смешанной с тоской. Верят ему, как родному, а куда он их ведет-то, знают? А, к демонам тоску, я и так была слишком слабой – хоть бы сил на просмотр шоу хватило!
Я не стала следовать примеру Хоакина и осталась вместе с другими наблюдателями(хоть и в первом ряду). Я была так увлечена происходящим, удивленных взглядов в свою сторону не замечала вовсе. Рассмотрела получше предателя, прикидывая, что бы с ним сделала я. О, он бы у меня умирал не один день и даже не два. Мразь! Неужто этот слабак и правда думал, что, избавившись от Маклина, он сумеет прибрать всех этих бойцов в свои лапы? Вот так глупец; ведь одного желания для осуществления таких мечт очень мало, он теперешнему лидеру уступает и силой, и харизмой, и, судя по его речам - умом тоже...
"Мессия" же заставил меня улыбнуться чуть шире - не иначе как сегодняшнее происшествие заставило его стать еще более наглым и самоуверенным. Я, словно зачарованная, замечала, как блеснуло что-то в его руке, а уже в следующее мгновение гниду прибили метательным ножом к полу, чтоб не сбежал. Эффектно.
Теперь привяжут к столбу - неужто избиение бичом? Как мило, хоть и незатейливо. Сделав пару шагов вперед, я наблюдала - до неприличия жадно, ведь когда мне еще предоставится аналогичный случай?

Кто бы сомневался, что Хоки удержится от соблазна хоть как-то выместить свою злость на предателя. Окажись на его месте сам Йен.. Нет, об этом думать не хотелось - от этого глаза заволакивало красной пеленой, и хотелось порвать Томаса на куски только за то, что чисто гипотетически его жертвой мог стать Хоакин.
Когда малыш покончил с избиением уже едва живого предателя, Маклин протянул руку и так же негромко, как и прежде, попросил:
- Фрэнк, одолжи мне ненадолго свой меч, пожалуйста. - Сам Йен никогда не таскал с собой такое громоздкое оружие - только если не предстоял бой, конечно. Да и клинки предпочитал более короткие, изогнутые - ими было удобно, словно серпами, срезать головы. У Фрэнка же была катана - красивый, длинный и лишь слегка изогнутый клинок - такой было приятно держать в руке. Таким было приятно без лишних слов - ведь все уже сказано - снести голову Томаса, милостиво оорвав его мучения. - Спасибо, Фрэнк. - Так же спокойно, словно возвращал тому использованный гребешок, поблагодарил Маклин и забрался на возвышение, с которого еще недавно так бездарно вещал Томас. - Братья! Я не знаю, скольких из вас успел искусить Томас и вряд ли хочу это знать - вы сами видите, ни для одного предателя добром это не кончится. Но если в ваши сердца закралась хотя капля сомнений, если в вас нет безоговорочной уверенности и готовности идти до конца - я не стану держать и осуждать никого из вас. Пусть нас будет меньше, но останутся те, кто верит в Революцию. ПОТОМУ ЧТО Я В НЕЕ ВЕРЮ, ДЬЯВОЛ МЕНЯ ПОДЕРИ, И ОНА СЛУЧИТСЯ! - Маклин снова сорвался на ор, его глаза лихорадочно блестели, обводя взглядом каждое лицо, словно он надеялся распознать потенциального предателя, а самого его трясла  мелкая дрожь - смесь ярости и возбуждения. Если бы он мог - он бы повел их на войну прямо сейчас. Если бы он мог - он бы сделал все один. Но еще было не время, а один в поле не воин, как ни банально это звучало. А потому ему нужно было во что бы то ни стало вернуть в вампиров уверенность в их лидере. - Тех, кто хочет довольствоваться объедками со столов овец, я держать не буду - мне не нужны слабаки! Тех, кто согласен лебезить перед овцами, лишь бы сохранить свою шкуру целой - тоже. Каждый, КАЖДЫЙ из вас свободен, я не веду вас за собой на цепи. Либо вы идете за мной сами, либо каттитесь ко всем чертям!!
Наступила тишина, во время которой Йен медленно спустился с веранды бара, неторопливо подкурил и так же невозмутимо чиркнул зажигалкой возле одежды уже мертвого Томаса. Пусть сгорит падаль - меньше вони будет. После этого он снова поднял глаза на вампиров и услышал именно то, что ожидал - одобрительный рев. Они снова с ним. Они снова братья.
Вампиры уже стали понемногу расходиться, презрительно сплевывая на вяло тлеющее тело предателя, Йен одобрительно похлопал по плечу брата, собираясь наконец нормально поговорить обо всем случившемся, но его взгляд ненароком наткнулся на Тали - та подпирала собой забор и выглядела так скверно, что и сомнений не оставалось - не подоспей вампир вовремя и не подхвати ее на руки, потеряла бы сознание прямо возле пресловутого заборчика.
- Хоки, я отвезу ее домой. - Озабоченно хмурясь, сказал Йен - он все же понимал, что состояние эльфийки объясняется именно тем, что теперь он полон сил. - Увидимся ночью дома - я все еще хочу услышать про святого, мать его, Джозефа!
Отстегнув от ставшей уже ненужной кареты одну из лошадей, Маклин усадил на нее бесчувственную остроухую, сам сел сзади и покинул площадь, окинув напоследок взглядом то, что осталось от Томаса. Что же, видимо именно так пахнет справедливость - жареной вампирятиной..

=======> Дом у ивовой рощи

Начало игры ====>

- Продолжайте, - голосом, лишенным каких-либо эмоций, произнес Инквизитор.
Секретарь шумно перевернул страницу книги протоколов и снова заскрипел карандашом.
- Мы выполняли приказ о зачистке «гнезда». По сведениям, которыми мы располагали, там находилось… - Клод замолчал на мгновение, - там должны были находиться трое новообращенных вампиров. Когда мы приступили к зачистке, в «гнезде» было четверо, все Старшие. Двоих удалось уничтожить.
Проходящий мимо человек решил бы, что в зале для допросов происходит обыкновенный отчет о прошедшей операции. Обычная формальность после каждой зачистки: Инквизитор обязан доложить о ходе операции, о числе уничтоженных нелюдей, о потерях… Словом, обо всем, что могло представлять интерес для Инквизиции.
Разница заключалась в том, что в этот раз на руках делающего доклад были оковы.
- Потери?– все так же бесстрастно спросил Инквизитор.
- Вся группа, - глядя перед собой невидящим взглядом, ответил Клод. – Трое охотников и Инквизитор.
В глазах Инквизитора на мгновение промелькнуло одобрение. Так и должно быть. Без жалости, без страха, без права на ошибку. А в случае ошибки – смерть, единственно возможный выбор. Жалел ли он о произошедшем? Боялся ли скорой смерти? Тогда он не смог бы ответить: единственным его чувством  была пустота. Вязкая, парализующая и блокирующая все мысли пустота.
Дальше был суд. По иронии судьбы это был первый и, по всей видимости, последний суд, на котором ему довелось присутствовать. Будучи Инквизитором, он уничтожал, захватывал, передавал нелюдей в подземелья Инквизиции. Все, что происходило с ними дальше – допрос, пытки, суд – его не касалось, и относилось к ведению судей и палачей.
Он помнил, как медленно обвел взглядом зал заседания. Кто-то смотрел на него спокойно и бесстрастно, как и подобает истинному правосудию; кто-то отводил глаза, избегая встречаться взглядом. Его отца и брата на суде не было. Официальной причиной тому была личная заинтересованность, но так было даже лучше.
Заседание было на удивление коротким. Все желали покончить с этой неприятной формальностью как можно скорее. В многолетней борьбе с нелюдями погибло немало Инквизиторов, но никогда не было такого, чтобы служитель был обращен… Это выглядело насмешкой, плевком нелюдей в лицо Инквизиции. Судьи вынесли приговор: обезглавливание. Наиболее легкая и безболезненная смерть для того, кем он стал. Для вампира.
- Лорд Чарльз приносит свои искренние соболезнования, - голос судьи донесся будто издалека.
- Передайте ему мою благодарность. За все, - ответил бывший Инквизитор.

Стук стакана о столешницу оборвал невеселые воспоминания Клода. Вздрогнув, вампир поднял голову и встретился с недоверчивым взглядом официантки. Незнакомый клиент явно не внушал ей доверия: бледный до синевы, с черными кругами под глазами, в тусклых глазах проблески не то жажды, не то надвигающегося безумия…
- Ваш заказ, - «дежурным» тоном произнесла девушка и потребовала сразу заплатить за выпивку.
Клод положил на стол несколько монет, это были все его деньги, и их хватило ровно на стакан дешевого пойла в этой забегаловке. Смерив новообращенного насмешливым взглядом, официантка забрала деньги и вернулась к работе.
Клод окинул взглядом помещение. Вампиры. Повсюду эти чертовы отродья… Сколько раз во время зачисток он наблюдал, как кровососы корчатся от боли под солнцем, заходятся в предсмертном крике, чтобы навсегда сгинуть в преисподней. Ему самому солнце дало бы от силы два часа жизни. А с учетом того, что еще ни разу не… питался, и того меньше. Его не страшила боль, он был к ней приучен. Он не боялся, это чувство чуждо истинному Инквизитору.
Единственное, что не давало ему выйти на солнце – это месть. Над ним посмеялись,  вышвырнули на грязные улицы, чтобы устроить охоту, превратили в добычу ради собственного развлечения.
Клод сделал несколько глотков отвратительного пойла и почувствовал такую боль, словно угодил прямиком в лапы палачей Инквизиции. Казалось, вся его сущность протестует против того, что он вливает в себя, и требует единственной жизненно необходимой жидкости – крови. Душа Клода разрывалась: одна ее часть неистово требовала мести, другая же отвергала возможность существования в столь жалком обличье. Терзаемый мучительным выбором Клод отодвинул от себя наполовину пустой стакан и уронил голову на руки. Пока все, что ему оставалось – это прятаться среди тех, кого он ненавидел и презирал, надеясь, что волею случая нелюди не узнают в нем бывшее орудие безжалостной Инквизиции.

Отредактировано Клод (2010-08-30 18:21:36)

С каждым глотком дешевого виски, боль становилась все сильнее, но она была ничтожна по сравнению с неистовой жаждой мести.
- К черту… - пробормотал Клод и осушил стакан.
Кому, как не ему известны все «гнезда» нелюдей, где со дня на день появятся служители Инквизиции. И даже если он не найдет там тех, кто ему нужен, кто, как не он сможет их выследить.
«Вы хотели охоты, - криво усмехнулся бывший инквизитор. – Вы ее получите».
Однако, сделав свой выбор, Клод понимал, что должен решиться и на следующий шаг. Самый омерзительный. Попросту говоря, он должен достать кровь. О том, чтобы употреблять человеческую кровь не могло быть и речи.
В подвалах Инквизиции не один кровосос клятвенно заверял, что употребляют исключительно кровь животных. Лживые твари были готовы на все что угодно, лишь бы избежать встречи с палачом.
«Значит, животные… - снова усмехнулся Клод. – В конце концов, в этом городе полно крыс».
Он поднялся, намереваясь покинуть бар, и застыл на месте. За барной стойкой вел непринужденную беседу с барменом Йен Маклин. Чертов кровосос, чей побег из Тауэра наделал много шума среди Инквизиторов. Едва ли Маклин мог бы узнать в нем инквизитора, но желания убраться поскорее из этого бара у Клода прибавилось.
За дверью бара его встретили узкие грязные улицы и пронзительный писк крыс. Преодолевая отвращение перед тем, что он собирался сделать, Клод наугад шагнул в первый попавшийся проулок. В куче наваленных возле стены гниющих отходов крысы устроили свое пиршество. Клод с омерзением смотрел на копошащуюся в паре шагов от него серую массу. Он уже был готов развернуться и уйти прочь подальше от мерзких тварей, когда увидел отделившуюся от стены человеческую фигуру. Еще до того, как Клод разглядел лицо человека, он уже знал, кто перед ним. Охотник. А, значит, рядом должны быть еще охотники и… Инквизитор.
Клод не ошибся. Почти сразу же он почувствовал движение за своей спиной. Еще один охотник.
«Втроем – в кишащие вампирами трущобы… Как самонадеянно…  И глупо»
Против двух охотников и Инквизитора у него, полуживого вампира, не было ни единого шанса.
- Убейте, - раздался властный голос Инквизитора, и Клод, сжав по большому счету бесполезный нож, приготовился отразить первую атаку.

Клод не смог не отметить всей иронии сложившейся ситуации. Еще совсем недавно по его приказу охотники бросались убивать таких же новообращенных. Без страха, без сомнений – все по кодексу, который иные служители Инквизиции почитали едва ли не больше Библии. Впрочем, ему самому убийства никогда не доставляли удовольствия. То, что он испытывал, скорее можно было назвать удовлетворением от выполнения своей работы, своего долга перед Инквизицией. И сейчас перед ним наготове стояли такие же преданные псы Инквизиции, готовые разорвать на части ненавистное им существо. Пожалуй, единственными созданиями, кому эта заварушка сулила определенную выгоду, были крысы.
Оба охотника были готовы напасть на вампира, когда их внимание отвлек приглушенный звук. Клод увидел, как из груди стоящего поодаль Инквизитора показалось широкое лезвие, а на лице застыло немое удивление.
Не успел Клод и подумать, откуда могла прийти эта неожиданная помощь, как один из охотников метнулся в сторону неизвестного спасителя, а второй с нескрываемой злостью набросился на вампира. Клод в полной мере смог прочувствовать, что испытывали новообращенные нелюди, когда на них, не желая мараться самим, спускали охотников. Он с усилием отбил первую атаку охотника, и его кинжал вместо того, чтобы пробить сердце вампира, вонзился тому в плечо. Боль каленым железом прожгла его насквозь. Охотник, явно досадуя, что жертва еще жива, одной рукой схватил вампира за горло, придавливая нелюдя к стене, а другой вытащил кинжал, намереваясь следующим ударом все-таки достичь намеченной цели. От еще одной вспышки боли у Клода на мгновение потемнело в глазах. Чувствуя, как ярость и злость от собственной беспомощности захлестывает его, Клод нечеловеческим усилием вывернулся из захвата охотника. Кинжал царапнул каменную стену, и в то же мгновение Клод вогнал охотнику нож в основание черепа. Тело мешком рухнуло к ногам вампира.
Держась одной рукой за раненое плечо и тяжело дыша, Клод оглянулся на своего неожиданного помощника. Второй охотник был мертв, а перед ним стоял не кто иной, как Йен Маклин.